Туманным осенним днем 202… го года в городе Че прикрыли последнюю бумажную газету. Отставной графоман и краебред Былянский стоял в дверях редакции, покачиваясь от горя. Одновременно он осматривал через слезящиеся хитрые глазки окружавшую архитектуру. Выходило красиво. Башенки интересно изламывались, женщины были похожи на импрессионистические силуэты. Наконец, вполне насладившись горем и торжественностью, Былянский двинул по лучшей пешеходной улице городишка, в котором больше не желали читать.

Через сотню метров одиночество его было прервано безжалостно. Навстречу бодрой разбалансированной походкой двигалась журналистка Вика Острая — королева газетных полос. Всегда было впечатление, что она не шла, а размахивала собой, как лозунгом или плакатом. Походка вполне отражала строй мыслей и характер Вики. Поигрывая облезшим лисьим хвостом на шее, Вика вскричала: «Былянский». Потом они остановились, взглянули другу другу в усталые глаза и без слов пошли в кафе, отметить последний день...

Угревшись за столиком, подув в опавший в осенней мороси хвост, Вика вдруг нашла где-то на дне благоразумие, тихо и задумчиво сказала: «Былянский, нам надо скучнеть. Иначе мы подохнем. Нам надо на грант падать. Скука — лучший выход. Бодро надо улыбаться, и делать вид, что творим добро». Былянский, стараясь не пялиться на других женщин (Вика этого не любила и ставала желчной), в это время предавался любимому своему состоянию — бессмысленности. О будущем он не думал, мысли просто взблескивали в его голове и он им беззаветно верил. Всегда. Лучшие свои пасквили, к слову, он подписывал Былянский и Ко, то ли намекая на соразмерность памятнику напротив местного театра, то ли на то, что принадлежат все образы не ему, а таинственному Ко, зажигающему огни в его темной голове. «Я не хочу творить добро, Вика, добро отвратительно, — задумчиво сказал Былянский, — я хочу чтоб меня читали, и, желательно, все».

Сёрбнув коктейлем, Былянский углубился в меню. Оно было отпечатано на дорогой крафтовой бумаге. Меню было пухлым. Но по названию десертов было видно, что фантазия у хозяев — тощая. От названия «Звезда Востока» Былянский поморщился. Он полистал меню еще, откинувшись на спинку стула, и сказал трагическим шепотом: «Вот — почти газета, я буду писать в меню. Теперь все его читают».

Вика захохотала: «Конченый». «Ага», — добродушно согласился Былянский, — «Я придумаю текст для меню, пусть печатают, но чтоб поднимал глобальные вопросы современности. Вечный конфликт. Я без глобальных вопросов не могу. Вот хотя б про скуку. Вот ты думаешь, это просто кафе? Это пуп земли! Мы в историческом месте сидим, это тебе как краебред говорю. Жил в городе один мошенник с погонялом Скучный, как раз в этом кафе любил посиживать, тут местечко его было. Лет сто прошло. А квартиру снимал напротив, в том отвратительного цвета доме, который бледно-розовый. Помнишь, панталоны такого цвета выпускали. И Скучный был королем успеха, он какие-то схемки придумывал разные хитрые, с подвохом, и все, знаешь, на добре построены. Только на нём. И раздобрел. Ручки у него были пухлые, с золотом, усы пушистые, глаза ласковые, на женщин смотрел лучезарно и как бы обещал: защекочу. Усами. И придет сюда в кафешечку, бисквитик возьмет, винца немного и потягивает. А потом, когда кафе закрывается, дорогу перейдет и домой. И вот однажды, вечером дома собирается он уже ко сну, все на столе расставил, вещички разные, красивые, кувшин фаянсовый белый, блестящий, помылся, зубки почистил, чтоб красиво поспать, на перинах, глядь, а в дверях местный фрик, ввалился, звали его Господь. Бродяжил он тут по улице все время. Тощий, глаза большие. Маячил перед глазами, никто не знает зачем. И в кафе это тоже заходил, тут и его местечко было, сидел за столиком в углу. Мужчины его не любили, женщины шарахались, странный слишком. И странные слова кричал: что „совершит самое лучшее преступление века, такое же как Господь“. Отсюда погоняло. Вот он и стоит в дверях. А Скучный был храбрый и двери даже часто и не закрывал. В общем, Скучный ему говорит: „Проходи, разговор что ли есть?“. А Господь ему и отвечает: „В том-то и дело, что не о чем нам разговаривать“. Достает пистолет и шлямп в жирное скучное тело. Скучный в перины упал, лежит. А потом… приходит понемногу в себя, открывает глаза, а Господь над ним… молчит… смотрит большими печальными глазами и все повторяет: „Нам не о чем с тобой говорить. Вот поэтому. Самое лучшее… совершил“. Скучный губы облизал, в соленом чем-то, портсигар в грудь вдавился от пули. И думает Скучный: „Какой же это мудак, какой же мудак“. И, хрясь, на Господя навалился, и давит, давит. А тот худой, никак вырваться не может, а потом все-таки руку выпростал и Скучный чувствует на горле… костлявую руку. Вот с тех пор в этих домах вокруг..., — Былянский в ужасе оглянулся, — они и борются». Вика заглянула в глаза Былянскому и заржала снова: «Да ты пьян, Былянский». «Осенён», — гордо ответил Былянский.

Послесловие

А потом Вика получила грант и стала коучем на курсах «Как достичь успеха». Больше не написала ни единой буквы, кроме подписи на финансовых документах. Былянский, говорят, где-то бомжует на Каличанке. И Вика ему пакунки носит с едой, иногда.

А историю прочел я в меню кафе «Скучный и Господь». Всё-таки продал её Былянский! Как это у него получилось, черть-его знает.