Среди парашютистов. П(р)одвинутые рассказы

Так случилось, что я живу среди парашютистов. Мужчины каждый день тренируются в странных устройствах, чтоб подготовить себя к полету. Ловко и смело кружатся в них, в самых разнообразных направлениях. Аж дух захватывает. Женщины поют песни на долгих закатах и складывают парашюты, медленно и аккуратно, как могут только женщины, трогая пальцами шелк судьбы, разминая каждую   складку, прощупывая нет ли чего подозрительного. Здесь проводят свободное время, лежа в траве, выглядывая чужой прыжок. Разглядывая, как из самолета вываливаются в вышине черные точки, потом раскрывается белые, наполненные ветром и солнцем купола. Парашютист перебирая стропами правит куда-то, где, считает, можно лучше приземлиться, но сверху все выглядит по-другому, наверное. Так и хочется иногда крикнуть: «Ты что! Там болото и кусты, куда ты?» Но разве докричишься?. Иногда прыгнувшего уносит ветер, но он борется, он сражается и перебирает  взблескивающие на солнце стропы. И все же его выносит на место, которое в общем лучше того, в которое он метил. И тогда кажется, что его полет слишком похож на жизнь. Даже подростки  во дворах с увлечением рассказывают, как  важно  для настоящего полета сцентрироваться, потому что если ты будешь немного неуравновешенным,  немного вправо, или немного влево, так закрутит, что и не поймешь ничего… И все прыгают, прыгают. Каждое утро садятся длинные серебряные сигары самолетов  в серебряные рассветы, и помигивают огоньками, опустошенные. А на посадке, сзади самолетика элегантно выхлопывается он — парашют.

Я живу среди парашютистов, но хожу всегда не с  чем-то парашютным, не с кольцом, не со стропами, а с ручкой, с ручкой в кармане. Не знаю, зачем она мне. Но вот такая дурацкая привычка – ходить с ручкой в кармане. Вроде и не нужна. А вот пусть лежит. Не тянет. И конечно, среди парашютистов я мечтаю о своем прыжке, самом странном, самом необычном. И однажды в утренней суете, когда вокруг одни хлопоты,  разогреваются моторы, ты садишься в разверстое брюхо самолета, на деревянную лавку и задумчиво смотришь, как мечутся люди. Потом створки закрываются, и самолет медленно, как по серпантину, взбирается на невиданную высоту, все выше и выше. Как ты просил. В окно видны сияющие облака, они похожи на  перспективы, а самолет все уходит и уходит ввысь. Наконец в зияющей высоте, где почти нет воздуха, и откуда падать долго и сладостно, ты вываливаешься из самолета и… Летишь. Вниз. Освобожденный самолет исчезает.

И вдруг, как-то по дороге, летя вниз,  ты обнаруживаешь, что никакого парашюта… нет. И в этом то и состоит вся необычность, странность прыжка. Да, и тогда ты достаешь ручку, которую всегда носил с собой, листок бумаги и прямо в этом неостановимом полете пишешь: Друзья, я мог бы писать о всех чувствах, которые испытывают в полете, которые обуревают меня, которые накопил в себе, но тогда я все равно бы закончил на полуслове, непонятый. Поэтому мне просто хочется написать, что парашюты – выдумка, глупая забава, игра, на самом деле есть только высота и земля. Но ни то, ни другое нельзя почувствовать, не вывалившись из самолета. С парашютом нельзя почувствовать ни высоту, ни землю. Нельзя. Я переписываю эту фразу несколько раз, как могу, не особо обращая внимания на то, что вокруг. И с удовлетворением прячу ручку.