Параллельный кофе

Прочитал как-то, что в Черновицкой психиатрической больнице открыли театр. Было скучно. Думаю — напишу про них.

А скучно было, потому что устал, и как-то долго ничего не менялось. Никуда не ездил давно, новизны мало. И вот с этими мыслями иду я в психиатрическую больницу. Делать материал.

Иду и думаю: вот если б я куда-то уехал, что б я увидел? Пару-тройку кафе, гостиницу и несколько закоулков, ну может природу красивую. Так этого и дома много. Во всех черновицких кафе, что ли я был? На всех прутских островах и буковинских лесочках? А вот думаю, иду в больницу, чем не путешествие? Параллельная реальность, неведомые миры.

Пришел во двор, было жарко и окна были раскрыты. Думаю, посижу. Ожидания не обманули. Через какое-то время я услышал из летнего окна палаты какой-то шум и громкий печальный крик, который повторился несколько раз: «Тайна сокрыта! Тайна сокрыта!». И столько в нем было страсти и горечи, что в жизни не встречал я людей, которые бы так сокрушались, что ТАЙНА СОКРЫТА. Я начал оглядываться и увидел неподалеку вольер, в котором ходили печальные снулые люди, большая часть из них ни на кого не обращала внимания.

Но одна женщина откололась от всей кампании, подошла к проволочной сетке вольера, замахала мне рукой: «Эй, эй». Я подошел ближе. Она громко зашептала: «Можно у тебя попросить две гривни. Только незаметно отдай». Она подошла к углу вольера и я увидел, что в сетке есть дырка, она вынула оттуда руку. Я делая вид, что прогуливаюсь, подошел к ней, и вложил в руку купюру. Она сказала страстно: «Какой ты милый, приходи еще». С такой искренностью мне давно уже такого не говорили. Тем не менее я спросил: «А зачем тебе гривни?». Она удивленно посмотрела на меня, как на идиота: «Как на что? На кофе?» В это время часть больных начали нас замечать и явно волноваться. Она спрятала гривни куда-то в халат. И отбежала в сторонку. Но больные заметили, и начали что-то бурно обсуждать. И я почувствовал, что они явно составляли заговор против счасливицы. Они хотели отобрать добычу. И в глазах их блестела алчность и зависть.

Дальше, я пошел по кабинетам. В сумашедшем доме тоже все зависит от начальников. Без главврача, оказывается, никуда и ни к кому пойти было нельзя. Все врачи сразу начинали махать руками. Я говорю: «Просто хочу вас расспросить, именно вас. А не начальника». «А без начальника меня ни о чем расспрашивать нельзя» — отвечали мне. Вот, тебе думаю и параллельные миры. Главврач услышал мою фамилию и спросил: «Так это вы про меня гадость написали?».

Я говорю: «Вы ж недавно тут, я еще не успел. Я про театр хочу. Неординарный опыт. Это вы перепутали про гадость, есть фамилии похожие». Он облегченно вздохнул, хитро посмотрел, и говорит: «Так давайте дружить». Я говорю: «Давайте». И меня пустили, можно сказать везде.

Первая же встрченная в отделении пациентка подошла ко мне и незаметно от санитара страстно зашептала: «Дай мне денег на кофе!!!». Меня пошатнуло от ее страсти и алчности. Я послушно отдал две гривни, узнал также, что я милый, и пошел к врачу-организатору театра.

Она начала мне рассказывать про пациентов: «Они, — говорит, — люди тонкой душевной организации». Я вспомнил алчные и завистливые глаза людей в вольере, которыми они смотрели на обладательницу двух гривень и немного засомневался.

— «Вы знаете, когда мы ставили спектакль...», — продолжила она.
— А какой спектакль, — говорю, — вы ставили".
— «Ну, — говорит, — больным нельзя напрягаться, не Шекспира же ставить. Поставили „Красную шапочку“. Так знаете, эти люди так не переносят зла, что никто не хотел играть Волка».
«Ну кого то же вы уговорили, — спрашиваю, — без Волка же нельзя». Она отвечает: «Пришлось играть врачу».
— «Надеюсь, больные не уписались», — ехидно подумал я. — А почему ж так? — спросил вслух.
— Знаете, они не могут идентифицровать себя со злом. Эта мысль им невыносима.

Интересно, что по ходу разговора, в кабинет заходили больные, которые совершенно не производили впечатление ангелов. Поскольку мы просидели часа два: я неожиданно понял, что такое сумасшествие. Это вовсе не особость, не гениальность, как любят пописывать мои недалекие коллеги, это такая посредственность помноженная на себя же, посредственность в квадрате, занудство в квадрате, трусость в квадарте, подозрительность в квадрате, претенциозность в квадрате, и жажда обличения в квадрате и так далее. Но все это так нежно и хрупко, что оно про себя и подумать не может что-то плохое. Нет. Нет.

Наоборот, эти люди очень лелеяли и носились с собой. То есть, собственно говоря, как только я вышел в коридор, пациенты начали жаловаться мне на врача. По их словам это был злой, неприятный, отвратительнейший человек, от которого все беды. Он прописал не те лекарства, неправильно их понял, не дослушал, игнорировал и тайно вредил. И занимался только этим.  Были правда и те, кто врача боготворил, но тоже как-то чересчур.

Я вышел с неприятным чувством и встретил на аллее знакомого врача и поделился с ним впечатлением. Он сказал: «Что ты? От них по крайней мере немного бед, они слабые, они могут бредить, что кого-то убьют или сожгут, но по сути у них нет сил на это, а главная беда — в санитарах», — сказал он и поднял указательный палец. «А что с санитарами», — спросил я. «Жестокие мудаки», — ответил он. «Знаешь, у меня как-то случай был, был у нас больной занудный, все лез ко всем, справедливости хотел, зае… ал всех. Ну, и как-то трубы прорвало, холодно. Пациент значит приходит и говорит им: „В мире холодно. Сделайте что-то, мне тут холодно“. Так эти козлы взяли полотенца и распяли его на батарее, знаешь, руки к трубам привязали, как Христа, прости Господи. А потом набухались и уснули, мудачье, а слесаря работали и починили отопление, и конечно врубили на всю мощность, пациент ревет, рвется, ну все ж спят. Короче, утром отвязали борца за справедливость, слава богу только ожоги первой степени. И не скажешь по ним, нормальные ребята с Коровии, уволил нахер. Они мне говорят: он же дурак, за что вы нас. То есть даже не поняли в чем дело».

«Ой, — вдруг что-то озарило его лицо, — только не пиши, что это я рассказал, это бог знает когда было, тут уже все сменилось», — и ушел.

Удивительно, у меня всего два знакомых врача психиатра и мне сразу повстречался второй. «Что ты тут делаешь» — с подозрением и легким превосходством спросил он меня, — приболел? Так обращайся". «Нет, — говорю, — материал пришел делать». «А-а-а, — разочароваровался он. „Ну знаешь, интерес к таким вещам тоже о многом говорит“, — с некоторой надеждой заметил он.

Говорю ему: „Мне казалось, что тут как остров, все отдельно, параллельная реальность, неведомые миры“.
»Нет вообще-то что-то есть, — оживился он, — ты знаешь, у меня тут родственники работали, так они меня иногда сюда приводили еще маленьким и оставляли с одним старым больным, он еще при Румынии лег, а дожил до независимости. А родился по-моему при Австрии, — представляешь? Он так не узнал, что там за забором, да и ему по-моему пофигу было это. Уникум", — и мы попрощались.

Я зашел еще в отделение и на выходе меня остановила какая-то просящая рука:
— Послушайте...
— Вам надо на кофе? — спросил я.
— Да — удивился человек.
— Возьмите — ответил я, и выгреб мелочь из кармана.
И пока я шел, я пытался разгадать загадку кофе. Зачем оно им? Почему оно? И составил такую гипотезу. Что кофе, это тут что-то вроде веселухи, гульбы, пьянки, прожигания жизни. Больных же обкалывают успокаивающими, а с помошью кофе они возвращают себе полноту чувства, тонус, остроту жизни. Но мысль, как на зло, не останавливалась и я понял, что за пределами этого забора тысячи нормальных людей тоже как будто одурманены постоянной работой, обязанностями, долгом и тоже мечтают, как они зажгут, как они заживут остро и ясно. И завидуют тем, кто получил это. Тоже своего рода «кофе». Но они ж вроде нормальные...

Потом я подумал, как никто и в обычной жизни не хочет отождествлять себя со злом, как носятся со своими заскоками и Волка всегда в жизни играет кто-то другой, не ты. Хотя может этот кто-то — Врач. Как ни странно. И все винят кого угодно, кроме себя.

Я хотел увидеть параллельный мир — подумал я. А тут все то же самое. Уехать никуда невозможно — подумал я и успокоился.

А если вывернуть эту мысль, то так странно окажется, что и за пределы забора выглядывать особого смысла нет. Может пациент, который так не разу и не вышел отсюда, потерял в своей личной борьбе с беконечностью(которую ведет каждый человек) не так много, как кажется.

Вот только хотелось мне познакомиться с этим голосом, который так горько, так искренне кричал: Тайна сокрыта! Тайна сокрыта!.