Раз сохнет язык и гортань хрипит - на свете есть где-то вода
Снова старые стихи. Какие-то строчки дописал, что-то дочувствовал. Все-таки жаль, что украинских чиновников не заставляют сдавать экзамен по стихосложению, как это было в древнем Китае. Чувствую, разжирел бы на заказах)…
Посвящается Гансу Андерсену
Когда-то прочел биографию Ганса Христиана Андерсена.
Его одиночество меня поразило и срезонировало так:
Представь, нет любви – одиночество есть.
Сто лет, как Маркес писал.
Представь, нет воды,
А жажда есть.
Про колодец никто не сказал.
Пусть все ускользает закатным лучом,
Но всякой судьбе вопреки,
Ты знаешь, что раз одиночество есть,
То есть и любви огоньки.
Раз сохнет язык и гортань хрипит,
На свете есть где-то вода.
А то, что пустыня кругом – пустяки.
Даже если она навсегда.
Одинаковые сны…
Если бы нам снились одинаковые сны,
Если б ты заканчивала слово, которое я начал,
Если б наши дороги, как прямые у хитреца Лобачевского,
Пересекались и были параллельными…
Но наши сны так непохожи.
Когда я что-то говорю, ты спрашиваешь: «Что? Я не поняла?»
Ты не узнаешь больше, когда я звоню,
Я больше не чувствую, как ты хочешь этого.
Наши дороги, как прямые у логичного Эвклида
Разлетаются в бесконечность.
Когда-то нам снились одинаковые сны…
Пить осень…
Красный вечер, липкий и тревожный.
Листья жгут. Их опиумный дым
Пропитал весь город. Я от дрожи
И от ветра стал безумно молодым.
Шел, бежал, читал стихи, кружился,
Говорил, как бредил, колдовал,
Выпил осень, опьянел, влюбился
В мир, и он меня поцеловал.
Сон
Я шел смиренно по ступеням к храму,
Был свод его огромен,
неба свод
Над ним светился.
Стал нетверд
мой шаг и слабость нарастала.
Я шел простится с телом и растаять,
Впитаться в свод огромный, неба свод.
Как лист, как снег у древних стен упасть,
Бессилье и сиротство ощущая,
Перед дорогой пыль и грязь счищая,
К себе, как будто к родине припасть.
Со мною череда монахов, старцев,
уродов двигалась на колокольный сбор.
И каждый был отчетлив, каждый взор
Во мне легко и вечно оставался.
Так просто вкус и звук чужой души
В меня вливались, как в пустой кувшин.
И острота движения на взлет
Кружила голову, как будто неба свод.
Посвящается Гансу Андерсену
Когда-то прочел биографию Ганса Христиана Андерсена.
Его одиночество меня поразило и срезонировало так:
Представь, нет любви – одиночество есть.
Сто лет, как Маркес писал.
Представь, нет воды,
А жажда есть.
Про колодец никто не сказал.
Пусть все ускользает закатным лучом,
Но всякой судьбе вопреки,
Ты знаешь, что раз одиночество есть,
То есть и любви огоньки.
Раз сохнет язык и гортань хрипит,
На свете есть где-то вода.
А то, что пустыня кругом – пустяки.
Даже если она навсегда.
Одинаковые сны…
Если бы нам снились одинаковые сны,
Если б ты заканчивала слово, которое я начал,
Если б наши дороги, как прямые у хитреца Лобачевского,
Пересекались и были параллельными…
Но наши сны так непохожи.
Когда я что-то говорю, ты спрашиваешь: «Что? Я не поняла?»
Ты не узнаешь больше, когда я звоню,
Я больше не чувствую, как ты хочешь этого.
Наши дороги, как прямые у логичного Эвклида
Разлетаются в бесконечность.
Когда-то нам снились одинаковые сны…
Пить осень…
Красный вечер, липкий и тревожный.
Листья жгут. Их опиумный дым
Пропитал весь город. Я от дрожи
И от ветра стал безумно молодым.
Шел, бежал, читал стихи, кружился,
Говорил, как бредил, колдовал,
Выпил осень, опьянел, влюбился
В мир, и он меня поцеловал.
Сон
Я шел смиренно по ступеням к храму,
Был свод его огромен,
неба свод
Над ним светился.
Стал нетверд
мой шаг и слабость нарастала.
Я шел простится с телом и растаять,
Впитаться в свод огромный, неба свод.
Как лист, как снег у древних стен упасть,
Бессилье и сиротство ощущая,
Перед дорогой пыль и грязь счищая,
К себе, как будто к родине припасть.
Со мною череда монахов, старцев,
уродов двигалась на колокольный сбор.
И каждый был отчетлив, каждый взор
Во мне легко и вечно оставался.
Так просто вкус и звук чужой души
В меня вливались, как в пустой кувшин.
И острота движения на взлет
Кружила голову, как будто неба свод.
0 коментарів